БОГОХУЛЬНИК (с.15 №94, Сергей Пылёв)

26.09.2019

БОГОХУЛЬНИК

Однажды надумал наш генеральный заняться торговлей мукой. Всерьёз. Тогда в ходу было слово «бартер». А тут как раз элеваторы договорились по этому бартеру рассчитаться с ним зерном за реконструкцию.

Нашли мы хорошего оптового покупателя в Питере. Прямо скажем, в этом именно мой отдел отличился. Заключили договор. О таких контрактах говорят «сделка века». Мне как начальнику очень даже солидную премию назначили: серебристый автомобиль «Рено Меган» французской сборки.

Зная, что я усердно посещаю храм, в пост аккуратен со скоромным, некоторые наши местные юмористы, без которых ни один трудовой коллектив не обходится, первое время добродушно посмеивались моей удаче: мол, с Божьей помощью преуспел. Как и полагается, с третьего раза шутка перестала забавлять. А вскоре мне и вовсе стало не до смеха: по распоряжению генерального я принялся создавать невиданный для нашей строительно-монтажной фирмы «железнодорожный» отдел, дабы отсылать петербургскому заказчику славное воронежское зерно состав за составом.

Возглавить такое направление у нас было некому: спецов разных хватало, но только не по этому профилю. Однако свято место пусто не бывает. Скоро нашли настоящего железнодорожника, пусть и пенсионера, но крепкого знатока своего дела. К тому же человека с такими добротными связями на «железке», что нам без промедления всегда подавали вагоны в первую очередь и в нужном количестве.

Машина заработала; эшелоны с воронежской пшеничкой один за другим двинулись на Северную Пальмиру. Виктор Евдокимович, наш начальник железнодорожной службы, был мужик расторопный. Я с ним вполне сработался и даже сдружился. Не то чтоб закадычно, но общались на фирме часто, охотно и далеко не всегда по работе. Виктор Евдокимович оказался человеком энциклопедических познаний, любопытным и много что умеющим: скажем, пчёлы, резьба по дереву, травные настойки под всякую хитрую хворь. Картины отменно писал «под Айвазовского» с могучими неукротимыми девятыми валами... А всякий ли так разбирается, допустим, в морских узлах? И это далеко не полный реестр его интересов. Какую тему не затронешь, он о каждой своё оригинальное понятие имеет: будь то философия Канта, тайны личности Леонардо да Винчи или современное состояние квантовой механики. Ко всему ещё марафонец, морж с тридцатилетним стажем и рыбак, каких поискать, плюс шахматист рьяный, настырный, вёрткий. А по части «принять на душу» – ни уговорить, ни сломить: у него всегда на такой случай при себе фляжка с мудрёным чаем, настоянным на лимоннике, полыни, солодке, золототысячнике и ещё чём-то особо секретном...

В одном у меня с ним было глубокое расхождение, из-за чего я откровенно страдал. Да, страдал, иначе и не определишь. Беда просто: у Виктора Евдокимовича без отчаянного богохульства ни один разговор не обходился. Меня он ещё как-то щадил, а перед остальными сотрудниками так дико, яростно бушевал, точно в него вселилась душа самого Лео Таксиля. Ибо как понесёт его, так в минуту переиначит всё Священное Писание – впору в нашем офисе чин отчитки проводить.

Я, в конце концов, уж и не знал, как быть. Конечно, на исповеди признавался батюшке, что́ на работе невольно слышат мои уши и от чего́ ноет моё сердце, но легче от этого не становилось. Нет, я не был лишь созерцателем. Я Виктора Евдокимовича осторожно пытался переубедить, утихомирить, увлечь другой темой, но он как сядет на своего любимого конька, так хоть святых выноси. Притом наш железнодорожник носил нательный крестик и перед тем, как какую-нибудь особенную гадость запулить, иногда его машинально теребил...

В общем, не удалось мне Виктора Евдокимовича наставить. А ему надоело раз от раза видеть в моих глазах мучение, когда он поносит святое для христианина. Мы перестали общаться, однако меня это тяготило: на глазах человек губит себя святотатством, а я будто сдался и теперь в сторонке, заткнув уши, отсиживаюсь, соблюдая в чистоте свою якобы безгреховность.

И вот однажды вечером вспомнилась мне поучительная история, с помощью которой, как показалось, удастся осадить атеистическую ярость Виктора Евдокимовича. Я надумал рассказать ему про Вольтера, известного своей борьбой против Церкви; о том, как перед самой смертью он хотел пригласить священника и в отчаянии кричал: «Я пойду в ад. О, Христос!».

Только душеспасительный разговор с Виктором Евдокимовичем так и не состоялся. Лишь устроюсь с ним потолковать серьёзно, как что-то нас решительно разводит в разные стороны. Наконец, договорились сверхточно и однозначно, когда сможем с ним основательно объясниться, даже время назначили. Но когда я пришёл в урочный час, полный решимости сломить его злостное безверие вескими жизненными аргументами, у дверей офиса в коридоре на тумбочке увидел в траурной рамке его портрет, оттенённый букетом роз тяжёлого, сочного алого цвета...

Оказалось, накануне предстоящего нам разговора вечером Виктор Евдокимович формировал на Питер очередной состав. Дело ладилось сноровисто. И вот последний аккорд: запломбировать верхний люк вагона. Шёл дождь – несильный, но лил достаточно настойчиво. Виктор Евдокимович по такому ненастному случаю отправил своего молодого, ещё только приглядывавшегося к делу помощника домой, а сам не по годам резво полез на мокрую крышу, прикрывшись зонтиком. Вот этот факт там, на верхотуре, и не учёл этот опытный спец. Скорее всего, забылся в своём бодром порыве успешно завершить операцию. Искровой разряд контактного провода вдруг окутал его оранжевым коконом, и вспыхнул наш железнодорожник с головы до ног, как облитый бензином. Шансов выжить не было никаких – три тысячи вольт.

Мертвенно распластался на крыше Виктор Евдокимович. Как от погасшего факела, от него спиралью отлетел ввысь тёмный дымок. Точно душа выскользнула с трепетом...

Сергей Пылёв

Назад