ВОРОНЕЖ - ИМЯ БОЖИЕ (с.5 №99, Игорь Маркин)

29.06.2020

Воронеж – Имя Божие

Первые годы существования молодой крепости Воронеж выдались неспокойными. По-иному и быть не могло – передний рубеж, живой щит южных окраин государства. Воевать ещё толком не освоенное русскими Дикое поле пытались, в основном, крымчаки и ногаи, но до серьёзной опасности пока не доходило – татар предупредительно встречали на ближних подступах к Воронежу и давали врагу надлежащий отпор. Так прошло три весны.

А на четвёртую, в 1590 году, в наших краях «вдруг» объявились вооружённые братья-славяне, человек шестьсот казаков из Канева, Переяславля и Черкасс. То литовские люди пожаловали. Здесь нет никакой географической путаницы либо несоответствия. Литва тех времён – не современная Прибалтийская республика, а сильное Великое княжество, и многие города Малороссии входили в её состав. Литовская держава издавна являлась мощным и опасным соседом – не случайно радетелю и подвижнику Русской земли, святому Сергию Радонежскому, когда лукавый пытался искусить его страхом, привиделись не «злые татары», не «немчины», но «люди литовские». В наших краях границы Великой Литвы проходили недалеко от современных Острогожска и Старого Оскола. То есть примерно в ста с небольшим километрах от Воронежа.

Вели степных «искателей удачи» три атамана – Денис Селепский, Гусак и Боран. Два последних – не прозвища, но имена. Если б у нас появилась возможность вживую спросить мужчин того времени, как их зовут, в ответ мы могли услышать: Калина, Малина, Конь, Бык, Неустрой, Неупокой, Нехорош, Вострая Игла, Каменное Ожерелье...

Чем дальше от московских земель, тем больше народа в ту пору носило дохристианские имена. Давали их на все случаи жизни, именослов был весьма цветист, разнообразен и оригинален. Попадались имена с «растительным» либо «животным» значением; встречались характерные или ситуативные прозвища-аналоги именам индейских вождей – Вострая Игла, Каменное Ожерелье; а порою в качестве основы именования выступала очевидная внешняя особенность или патология: Ушастый, Косорылый...

Что касается имён «нехороших», то здесь явно просматривается наивная попытка наших предков обмануть злую судьбину. Они свято верили, что человека с «дурным» именем нечисть и неудачи обойдёт стороной, ибо он и так уже обижен при рождении. Зачастую люди носили по два имени: данное при крещении и то, каким его нарекали «для жизни». В пограничных районах, где особо ценился день сегодняшний, а не отдалённое будущее, подобная практика являлась обыденностью.

Итак, отряд прибывших литовских казачков для вида стал табором в чистом поле, перед тем спрятав основную силу в ближнем от Воронежа лесу. Из табора же совсем малым числом подъехали к рубленым, ещё не потемневшим от времени стенам крепости. С дозорной башни казаков, естественно, спросили, что они за люди да по какому делу оказались в запретном месте – Белгородская черта объект пограничный, просто так мимо не проедешь. Казаки ответили, что теперь у московского царя с Великой Литвой мир, и они желают здесь остановиться, а если им понравятся условия, то и записаться в воинскую службу, чтобы вместе с воронежцами «промышлять татар». На первый же случай попросили корма и размещения для отдыха.

В крепости поверили, рассудили: казаки – воины хорошие, в степных стычках поднаторевшие, грех таких упускать. И им отворили крепостные ворота.

Воронежцы гостей накормили, напоили и спать уложили – прямо как в русской сказке. На этом сказке конец – началась суровая быль. В самую грань ночных и утренних часов, когда по биологическому ритму человеку очень хочется спать, размещённые в крепости литовцы сумели без шума открыть главные ворота. Основой отряд к тому моменту уже вышел из леса, соединился с теми, кто «полевал» табором и, встав недалеко от крепости, в предрассветной мгле изготовился к внезапному нападению...

Казаки ворвались в город, практически не встретив сопротивления его защитников. Воеводу Ивана Андреевича Долгорукова-Шибана сбросили с башни в воду, гарнизон уничтожили. Крепость разорили и сожгли дотла. А затем на рысях удалились в свои пределы. Грабить не стали – литовские люди выполнили конкретную задачу: пробить брешь на одном из важнейших участков Белгородской черты, уничтожив её самое главное звено. Смертельный бросок был заказным...

В степных воронежских просторах вершилась политика, которую пытался проводить далёкий от Черноземья Запад, и те же татарские набеги на русское пограничье зачастую корректировались из стран Полуночных. Литовское княжество, декларировавшее, что именно оно, а отнюдь не Москва, является настоящим правопреемником и наследником Киевской Руси, в проведении такой политики активно помогало западным соседям. Вот так самая первая крепость Воронеж в четырёхлетнем возрасте прекратила своё существование. Но ненадолго.

В те времена образ мыслей и мировосприятие русичей отличалось от нашего, современного. Человек XVI века был куда ближе к миру чувственному и природному, ибо сама природа для него не являлась только окружающей материей, расходуемым ресурсом. Всего-то четыре с небольшим века отделяет нас от людей той эпохи, а разница во взглядах на бытие – заметная.

Наши предки свято верили, что если любой населённый пункт, большой или маленький, постигала какая-либо глобальная беда, будь то всепожирающий пожар, разорительное вражеское опустошение или страшная болезнь – на прежнем пепелище отстраиваться нельзя. Считалось, что здесь поселилось зло и место уже нехорошее. Рядом – пожалуйста. Примеров тому предостаточно. Скажем, Рязань – город древний, но совсем не тот, который разорил Батый. Рязань, погибшая от монголо-татар, находилась километрах в пятидесяти от нынешней. Или Новгород Великий. Его название «Новый город» – говорящее. А какой, скажете, тогда город считать «старым», да и был ли такой? Конечно, был, известно и его имя – Славенск, что стоял на реке Волхв.

Собрата Воронежа по Белгородской черте крепость Царев-Борисов, после того, как её порушил враг, вообще не стали восстанавливать...

Очень похожая ситуация сложилась и с Воронежем. С одной стороны – заветы предков так просто из памяти не выветрить. С другой – лучшего места в плане фортификации не сыскать, да и задача у молодой крепости архиважная. Но главное, век практицизма уже стучался в человеческое сознание. Как бы там ни было, а к 1594 году Воронежская твердыня вновь возвышалась почти на том же самом месте, что и самая первая крепость.

Казалось бы, нарушены устои и попраны древние традиции, жди беды неминучей. Но нет: за всю историю Воронежа как боевой фортификационной единицы враг ни разу не смог взять города – судьба благоволила крепости на крутых Чижовских холмах. Да только ли слепая судьба?

Вспомним ещё один вариант происхождения слова «Воронеж». Версия интересная, впервые она прозвучала со страниц православных изданий в середине девяностых годов прошлого века. Суть её в следующем.

В первые десятилетия существования нашего города в документах можно встретить написание и «Воронеж», и «Варонеж». То есть слово чётко разделяется на два корня – «Воръ» или «Варъ» и «онеж». Древнеславянское «Воръ» означает забор, ограду и крепость в целом. В одном из древнейших языков мира санскрите «Варъ» имеет несколько значений: «сын», «солнце», «говорить», причём у всех трёх есть общее начало, выраженное в трёх ипостасях духовного характера. «Говорить» – значит рождать слово, излучать свет и духовную теплоту. Это Божественное таинство говорения – акт вечного сотворения и рождения касается как Самого Бога-Сына, так и человека, творимого Духом Святым и Словом по подобию Божиему.

В слове «Онежъ» ударная гласная «о́» звучит как двойная и в разговорной речи зачастую произносится: «-о́онежъ». Слово «Оон» есть христианский славянский аналог греческому «όών» (или «ώόν»), означающего «Сущий» или кратко – «Сый». Именно так это Имя пишется на нимбе православных икон Спасителя. Что же касается частицы «еж», то она представляет собою связующее сокращённое – «еже», слившееся в глубокой древности у славян с основным словом «о́он», вернее – «о́н». Итак: Воръ-онежъ – ограда, крепость или двор Имени Божия. Варъ-онежъ – Само Имя Сына Божия, Сущего, или – Сын Божий, Которому вместе со Отцем и Святым Духом мы воздаём славу, честь и поклонение в нашем священном граде Воронеже. И значит, совсем не случайно город Воронеж имеет Имя Божие. Происхождение его связано либо с особым назначением, которое город имел в древности, либо с его грядущей славой. Но ведь случайного в нашей жизни куда меньше, чем мы порой думаем. Выходит, у Воронежа – особая миссия, которую мы, ныне живущие, должны продолжать исполнять по мере сил наших и нашей веры...

Игорь Маркин

Назад