АПОКАЛИПСИС МЕЛКОГО ГРЕХА (Архиепископ Иоанн /Шаховской/, №51 с.22)

Но имею против тебя то, что ты оставил
первую любовь твою [Откр. 2, 4].

Мелкий грех, как табак, до того вошёл в привычку человеческого общества, что общество ему предоставляет всяческие удобства. Где только нельзя найти папирос! Везде можно найти пепельницу, повсюду существуют специальные комнаты, вагоны, купе «для курящих»!.. Не будет преувеличением сказать, что весь мир представляет собою один огромный вагон в межзвёздных сферах: «для курящих». Курят – мелко-спокойно грешат все: старые и малые, больные и здоровые, учёные и простые... Преступнику перед казнью позволяют выкурить папиросу. Словно воздуху мало в земной атмосфере, или слишком пресный он, – надо создать себе какой-то дымный, ядовитый воздух и дышать этим ядом, упиваться дымом. И все упиваются, до того, что «некурящий» – явление почти такое же редкое, как и «никогда не лгущий», или «ни над кем не возносящийся»... Табачный рынок – один из самых значительных в мировой торговле, и ежегодно миллионы людей трудятся для доставления возможности другим миллионам вдыхать едкий дым, овевать его наркозом свою голову и весь организм.
В природе ли человека мелко, наркотически грешить: курить? Странным представляется сам вопрос. В природе ли человека идти против природы, наркотировать себя? Услаждение кокаином правительства запрещают, а табаком – поощряют. Мелкие грехи человеческим законом дозволяются, в тюрьму не приводят: все повинны в них. Табак, как «маленький кокаин», дозволен, как маленькая ложь, как незаметная неправда, как убийство человека в сердце или в утробе. Но не то говорит Откровение Божие – воля Живого Бога. Господь не мирится ни с маленькой ложью, ни с единым убийственным словом, ни с одним прелюбодейным взглядом. Маленькая травка беззакония столь же окаянна перед Господом, сколь большое дерево преступления. Множество малых грехопадений, несомненно, тяжелее для души человека, чем несколько великих, всегда стоящих в памяти, могущих всегда быть снятыми в покаянии. И святой, конечно, не тот, кто делает великие дела – но кто удерживается и от самых малых преступлений.
Против великого греха легче начать борьбу, легче возненавидеть его приближение. Известен случай с праведным Антонием Муромским. К нему пришли две женщины: одна сокрушалась о своём одном великом грехе, другая самодовольно свидетельствовала о своей непричастности ни к каким большим грехам (на исповеди часто неразумно свидетельствуют люди об этом же, не понимая, что не для самооправдания, но для самоосуждения они пришли). Встретив женщин на дороге, старец велел первой пойти и принести ему большой камень, а другой – набрать побольше мелких камешков. Через несколько минут женщины возвратились. Тогда старец сказал им: «Теперь отнесите и положите эти камни точно в те места, откуда вы их взяли». Женщина с большим камнем легко нашла то место, откуда взяла камень, другая же тщетно кружилась, ища гнёзда своих мелких камешков, и возвратилась к старцу со всем грузом. Прозорливый Антоний объяснил им, что эти камни выражают: у второй женщины они выражали многочисленные грехи, к которым она привыкла, считала их ни за что и никогда в них не каялась; она не помнила своих мелких грехов и вспышек страстей, а они выражали безотрадное состояние её души, неспособной даже к покаянию. А первая женщина, помнившая свой грех, болела этим грехом и сняла его со своей души.
Множество малых, недостойных привычек – тина для души человека, если он утверждает их в себе, осознав как «неизбежное зло», против которого «не стоит» и «нельзя» бороться. Вот тут-то и попадает душа в западню врага Божьего. «Я не святой», «я в миру живу», «я должен жить, как все люди», – успокаивает себя ноющая совесть верующего человека. Да, ты не святой и живёшь в миру, и должен жить, как все люди. И потому – рождайся, как все люди; умирай, как они; смотри, слушай, говори, как они. Но зачем тебе преступать Закон Бога, как они? Задумайся над этим, человек.
Трудно сдвинуться душе с ложной, но привычной мысли. Психология атеистического мира так крепко въелась в психический мир современного человека, что в отношении греха и преступления против Божьих Законов почти все люди действуют одинаково, по штампу. Самое же печальное, что зло внушило людям «требованиями природы» называть требования греха. Требование природы – дышать, в меру питаться, согреваться, уделять часть суток сну, но никак не наркотировать бессмысленно свой организм. Стоит только честно задуматься над этим вопросом, как зло само всплывает на поверхность совести. Но современному человеку некогда задуматься над единственно важным вопросом, касающимся не маленькой этой 60-70 летней жизни – но её бессмертного существования в новых условиях. Погрузившись в свою практически-земную жизнь, он думает, что в самом деле «практичен». Горестное заблуждение! В минуту своей неизбежной (всегда очень близкой от него) смерти он воочию увидит, как мало практичен был, сведя вопрос практики к потребностям желудка и совсем забыв свой дух.
А пока человеку действительно «некогда» задуматься над элементарными нравственными законами жизни. И он, несчастный, сам страдает от этого. Как ребёнок, непрестанно касающийся огня и плачущий, человечество непрестанно касается огня греха и похоти – и плачет, и страдает, но снова и снова касается... не понимая своего состояния духовной детскости, которая в «Евангелии» называется «слепотою», и есть действительная слепота сердца при наличии физических глаз.
Человечество убивает себя чрез грех, как и каждый человек. Обуреваемое злом, разнуздывая низшие инстинкты, человечество себе готовит страшную судьбу – как и человек, идущий этим путём. Сеющие ветер пожнут бурю. И вот, над этим единственно важным «некогда» задуматься... «Живи мгновеньем», «что будет, то будет» – отмахивается душа от самой Истины, внутри неё говорящей, что надо ей сосредоточиться, осмотреть привязанности своего сердца и подумать о вечной участи. Творец мира велел нам заботиться только о дне – мир велит заботиться «о мгновении», погружая человека в море забот о всей жизни!
Тема о нравственно маленьком совсем не мелка. Здесь отражение апокалипсического упрёка Божьего христианскому миру, что он «забыл первую любовь свою». Сколь чище и нравственно выше человека сейчас даже та пошатнувшаяся природа, из которой создано его тело!.. Как чист камень, готовый вопиять против людей, не воздающих славу Богу, как чисты цветы, деревья в своём чудном кругу жизни, как великолепно покорны Закону Творца звери в чистоте своей!.. Божья природа не курит, не наркотируется, не развратничает, не вытравляет Богом данного плода. Бессловесная природа учит человека, как нужно нести Крест послушания Богу среди всех бурь и страданий этой жизни.
Некоторые думают, что всё, происходящее здесь, на земле, не будет иметь никаких последствий. Человеку с нечистой совестью, конечно, так приятнее думать. Но зачем обманывать себя? Рано или поздно придётся увидеть ослепительную тайну чистоты мироздания.
Мы себя ощущаем как «жизнь». Неужели же мы себя так мелко расцениваем и так неглубоко понимаем Того, Кто сотворил миры, чтобы думать об этой земной жизненной суете как о бытии человека? Мы гораздо более и выше того, что мы привыкли здесь, на земле, считать не только своею жизнью – но даже своими идеалами!.. Но мы – зерно, положенное в землю. И потому нам сейчас не видна поверхность вселенной: та истинная картина природы, которая откроется Нашим глазам в минуту так называемой смерти, то есть для всех весьма скоро.
Что такое смерть? Это совсем не гроб, не балдахин, не чёрная повязка на руке, не могила в глине. Смерть – это когда росток жизни нашей вылезет на поверхность земли и станет под прямые лучи Божьего Солнца. Умереть и прорасти зерно жизни должно ещё здесь, в земле. Это так называемое в «Евангелии» «рождение духом», «второе рождение» человека. Смерть же тела есть оставление ростком земли, выход из земли. Всякого человека, получившего хотя бы маленькую духовную закваску, хотя бы незначительную евангельскую жемчужину «внутрь себя», ожидает совсем не смерть, и даже далеко не смерть. Для мёртвых же духом, конечно, гробы, могилы, чёрные повязки – это реальность: их духу нельзя будет выйти на поверхность истинной жизни, ибо они на земле для себя, для грехов своих не умерли. Как яйцо, мы закрыты от иного мира тонкой скорлупой тела. И скорлупки наши бьются одна за другой... Блажен человек, который окажется живым, сформированным для будущей жизни организмом. Достойно плача состояние того, кто окажется бесформенной жидкостью... и ещё даже, может быть, отвратительной по своему нравственному запаху!
Здесь, на земле, мы истинно в темноте духа, в «утробе» его. И неужели не преступно, находясь в таком состоянии, не готовиться к своему настоящему рождению, но считать свой мрак либо идеальным предельно-радостным местом жизни (как считает оптимистический атеизм), либо непонятным местом бессмысленных страданий (как считает атеизм пессимистический)?
Физическим глазам смысл, конечно, не виден, но в него более чем легко поверить, подумав над собой и над «Евангелием». Об этом смысле кричит вся природа; о нём начинает кричать всякая пробудившаяся душа человека.
Как бережно всем нам, «не-проросшим» людям, надо относиться друг к другу... Как нужно оберегать друг в друге это прорастание, этот выход на вольный воздух, под Божье Солнце!
Человек за всё ответствен, и трудно вообразить себе несчастье того, кто, атеистически прожив на земле «так, как будто ничего нет», вдруг очутится лицом к лицу реальностью, не только более яркой, чем наша земля, но даже превосходящей все наши понятия о реальности... Не об этих ли душах страдал Господь в Гефсиманском саду? Во всяком случае, и за них он принял страдание на Кресте.

Архиепископ Иоанн Сан-Франциский (Шаховской)