ЭТО МЫ ГОСПОДИ (Римма Лютая, с.16 №57)

13.07.2014

В том, что традиционный пятидневный Митрофано-Тихоновский Крестный Ход – одно из крупнейших событий нашего края, сомнений нет. Следует осознать, что значение его не только религиозное – Богослужебное, миссионерское и просветительское, но и общественно-объединяющее, а также культурное и нравственно-воспитательное в широком смысле.
С каждым годом заметно растёт число его участников. Люди, обладающие различным социальным статусом, представители всех возрастов и профессий, устремляются в наш город для того, чтобы присоединиться к этой, с точки зрения атеистического сознания, «ежегодной православной акции». В ней всё, кажется, вопреки мирской логике. На внутренний духовный зов откликаются не только жители Центрально-Чернозёмного региона, но и те, кто прибывает на Митрофано-Тихоновский Крестный Ход специально, и издалека – из Перми, Уфы, Санкт-Петербурга, Москвы, даже из сопредельных государств. Хотя ни агрессивной рекламной кампании при подготовке к многолюдному шествию из Воронежа в Задонск не проводится; ни коммерческой выгоды оно не сулит – профита, столь желанного современному миру, где привычно утверждение, что «всё продаётся, и всё покупается». Участие в данном мероприятии никак не повышает престижа в глазах самодельной социальной черни, именующей себя «элитой»; средствам массовой информации скандальных фактов оно не поставляет. Не охвачена эта воодушевлённая народная процессия и заинтересованным вниманием персонажей и структур, нацеленных на манипуляцию общественным сознанием. Более того, участие в Крестном Ходе предполагает ограничение целого ряда «свобод», а именно: не благословляются политическая агитация, реклама партий, движений, союзов или их лидеров; не допускаются национальная рознь и нетерпимость, употребление спиртных напитков, курение, сквернословие... Режим перемещения в пути – очень напряжённый, маршевый и многокилометровый; питание – преимущественно, постное – не предполагает широкого выбора деликатесов; ночлег – нередко в спартанских условиях...
Действенный урок самоограничения, достаточно жёсткая альтернатива мироощущению «общества потребления товаров и услуг», внедряемому в сознание нашего современника по опробованному западной цивилизацией типу.
И задумаешься: что же сегодня, при отсутствии явного военного вторжения на наши земли, вновь превращает доверчивый «российский электорат» – в единый народ? Вмешательство в самое сокровенное: наглое чужеродное покушение на духовную и культурную сферу; попрание традиционных нравственных идеалов, разрушающее достоинство личности; насаждение изначально не свойственного русскому сознанию всепоглощающего прагматизма. То есть опорочивание, извращение, искажение Образа и Подобия Божия в человеке, равно как и оскорбление Веры. От внутреннего неприятия происходящего, от желания вернуться к истокам чистоты и Истины рождается естественное противодействие этой понижающей смысл бытия духовной агрессии: происходит отрицание отрицания...
* * *
И вот мы идём, все вместе, по жаркой августовской трассе, по песчаной пыльной просёлочной дороге, по раскиданному гравию, по неровной земле лесной просеки... Молимся, вздыхаем, наступаем от усталости друг другу на ноги, ворчим, раздражаемся, даже ругаемся временами, но потом просим прощения и снова взываем к Тому, Кто ведёт вперёд: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас!»...
Народа много, и всем трудно. Ведь, порою и не осознавая этого, каждый тащит с собою свой крест, который цепляет неструганными краями рядом идущего, который так давит на плечи, будто все тучи, вся тяжесть неба пригибает тебя долу, мешая дышать.
Это груз наших личных проблем, горечь от потери родных, кризисная ситуация или необходимость принять правильное и ответственное решение, больная забота о близких, а то и душевная пустота, почти утрата смысла жизни, какая-то неизвестная и даже пугающая жизненная перспектива...
Вот, неподалёку – Нина из Калининграда. Её любимый брат разбился, упав с большой высоты, и она несёт своё горе, моля о душевном успокоении и взывая к милосердию Божию... Вот Валентина, инвалид первой группы, в прошлом бухгалтер. Ступает тяжело, дышит неровно, но наотрез отказывается сесть в машину сопровождения – даже в ту, за рулём которой её супруг Николай просит: отдохни немного... Нет, стыдно, говорит, ей отдыхать, когда вон какие бабулечки согбенные идут от самого начала – и одолеют путь до конца... Вот идёт отец с сыном... мама с дочкой-младшей школьницей... Ещё одна Валентина, двадцать лет проработавшая в милиции...
Прямо передо мною мерно шагает стройный парень: рюкзак на одном плече, аккуратная стрижка, сильный очень низкий голос («Бас-профундо, у прадеда моего, наверное, такой голос был», – подумала я, услышав его в пении «Иисусовой молитвы»). А сзади на чёрной майке неожиданная надпись: «Военная разведка», золотой нитью. «Пехота идёт за разведкой, не идти нельзя», – мысленно смеюсь я над собой и с усилием снова и снова переставляю отекшие ноги. Смотрю на эту надпись, на мерцающее в солнечных бликах её шитьё часа полтора, до самого привала, и стараюсь не отставать, поскольку в дороге на собственном опыте поняла: не привыкшему к дальним маршрутам новоначальному крестоходцу, то есть обычному путнику-пешеходу, следование ведо́мым за ритмично идущим человеком даёт шанс сэкономить силы и – всё-таки дойти, когда уже и сил никаких, похоже, не остаётся. Спасибо тебе, «военная разведка». Это был трудный переход, а высокие хоругви и вселяющий упрямую надежду крест во главе Хода оказались слишком далеко впереди, хотя я и не была отстающей...
Но нас было много. Где-то в середине колонны крестоходцев, подравнивая строй на трассах, двигался высокий сухопарый отец Евгений – деликатный, внимательный, приветливый и, в то же время, внутренне собранный; не поучающий, не стремящийся привлечь внимание – но примечательный. «Дон-Кихот – тебе бы, батюшка, шпагу у бедра», – вспомнила я своё впечатление о нём по прежнему, «романовскому» Крестному Ходу...
А вот то здесь, то там среди идущих вижу сосредоточенное лицо нашего отца Николая – более десяти лет духовника и руководителя Митрофано-Тихоновского Крестного Хода. Он внешне сдержан и абсолютно спокоен, притом что покоя ни минуты. То с мегафоном впереди колонны, то у храма, окружённый настойчиво вопрошающими о чём-то крестоходцами, то корректирующий движение по мобильной связи, то вызывающий транспорт с водой к месту будущей стоянки – сам и за рулём, и в горячей молитве у Царских Врат...
Воду – ох, без неё было бы худо! – регулярно привозили на привалы в небольшом фургоне и щедро разливали по фляжкам, пластиковым бутылкам и стаканчикам. Не одна и даже не десять бочек ключевой, прохладной, живительной водицы выпито паломниками! «Начальником влаги» был Владимир, рассудительный, в зрелых годах, с сединою в волосах.
На одной из таких коротких остановок Крестного Хода он предложил мне помочь, поработать на розливе и сказал: «Вот эти люди, которые здесь, вместе – это и есть наш народ, и хорошо, что мы с ним». Уже по одной этой фразе я буду всегда помнить его...
В арьергарде, с последними крестоходцами шёл молодой коренастый, в светлых кроссовках и тёмном священническом облачении отец Георгий: молился, поддерживал уставших, даже шутил. Подавая милосердному батюшке водицу на придорожной стоянке, на ребре ладони его я случайно увидела маленькую синюю татуировку: «ВДВ» – и подумала: «Где-нибудь на Кавказе он, возможно, так же терпеливо шёл сзади, прикрывая собою спины своих бойцов». Спаси Бог вас, наши заботливые «отцы»-командиры...
Помилуй, Господи, и всех нас, шедших с ними рядом, спотыкающихся и ошибающихся, кротких и вредных, плачущих и обижающих, вздыхающих, правды жаждущих и неправое творивших – и Тебе в последней надежде поющих:
«Помилуй нас, Господи, помилуй нас».

Римма Лютая

Назад